Историческая легенда

В 1831 году молодая женщина, именуемая Авророй Дюпен Дюдеван, оставила своего мужа и семью в провинции и переселилась в Париж. Она хотела быть писателем; брак воспринимался ею как заточение в тюрьме, поскольку не оставлял ей ни времени, ни свободы на то, чтобы  следовать своей страсти.

В Париже она надеялась обрести независимость и зарабатывать на жизнь литературным трудом. Вскоре после прибытия в столицу Дюдеван, однако, столкнулась с жесткой реальностью.  Для  того   чтобы   обладать   определенным уровнем свободы в Париже, нужны были деньги. Для женщины единственными способом получить деньги были замужество или проституция.

Ни одна женщина в то время даже не помышляла о писательском труде как источнике существования. Женщины писали для развлечения, находясь на иждивении   у   своих   мужей   или   тратя   полученное наследство.   Так   что   принеся   свое первое сочинение редактору, Дюдеван услышала назидательное: «Вам следует заниматься детьми, мадам, а не литературой”.

Очевидно, мадам Дюдеван приехала в Париж,   чтобы   добиться   невероятного.   И   в конце концов ей пришлось прибегнуть к стратегии, которую до нее не использовала ни одна женщина. Эта стратегия заключалась в том, чтобы сотворить себя полностью заново, собственноручно создать себе в обществе совершенно иное реноме.

Женщины-литераторы до нее вынуждены были принимать на себя навязанную обществом роль — роль второстепенного художника, создающего определенного жанра литературу для других  женщин. Дюдеван решила,  что уж если предстоит играть, то она поменяет правила игры: она выбрала для себя мужскую роль.

В 1832 году издатель принял “Индиану” первый крупный роман Дюдеван. Она захотела,   чтобы   он   вышел   в   свет,   подписанным псевдонимом   “Жорж   Санд”,   так   что   весь Париж  был  уверен,  что  книга  принадлежит перу мужчины.

Дюдеван любила  иногда надевать   мужскую   одежду   даже   до   появления «Жоржа Санда»   (она   всегда   находила,   что мужские рубашки и бриджи для верховой ездыi гораздо удобнее); теперь, став фигурой oбщественно значимой,  она усилила и заострила образ. Она дополнила свой гардероб длинными мужскими пальто, серыми шляпами, грубоватыми башмаками и галстуками в стиле денди. Она курила сигары, во время беседы держалась по-мужски, не стесняясь лидировать  в разговоре и даже употребить сочное словцо.

Странный   писатель   «женщина-мужчина» поразил  публику.  В  отличие от других женщин-сочинителей Жорж Санд была принята в замкнутый   мирок   художников-мужчин.   Они пила  и курила с ними, у нее были  романы с известнейшими художниками Европы — Мюссе, Листом, Шопеном. Она сама выбирала их и сама бросала, оставляя это на собственное усмотрение.

Те, кто хорошо знал Санд, прекрасно понимали,  что  ее  мужской  облик   был   не  чем иным, как способом защитить себя от алчных, любопытных глаз публики. На людях ей нравилось играть роль эксцентричной особы, в приватной обстановке она становилась собой. Она понимала также и то, что персонаж «Жорж Санд» грозит сделаться предсказуемым и стабильным. Чтобы избежать этого,   она   время   от   времени резко изменяла характер созданного ею образа. Вместо того чтобы вступать в новые любовные интриги со знаменитостями, она занялась политикой, возглавляла демонстрации, инспирировала студенческие волнения. Никто в целом мире не смог бы предугадать границы создаваемого ею образa.

Прошло много лет после ее смерти, и люди давно уже перестали читать ее романы, но театральность образа, какого не могла создать сама жизнь, продолжает волновать и вдохновлять.

Легенда. Невозможно обмануть простака

Джозеф Дювин славился умением заранее досконально изучать свои жертвы и своих клиентов,   получать   представление   об   их слабостях и мельчайших особенностях их вкуса еще до встречи с ними. Тяжелые обстоятельства вынудили его пренебречь этой тактикой в случае с Генри Фордом. Ему потребовались месяцы, чтобы полностью оправиться от этого удара — как морального, так и материального. Форд был непритязательный простой человек, ради которого не стоило затевать дело. Он был воплощением того буквально и прямолинейно мыслящего простака, у которого не хватает воображения даже на то, чтобы его можно обмануть. С тех пор Дювин тратил усилия только на таких клиентов, как Меллоны и Морганы мира сего, — людей достаточно хитрых и искушенных для того, чтобы попасться в его силки.

Год 1920-й был особенно неудачным для американских торговцев произведениями искусства. Крупные покупатели — поколение баронов преступного мира прошедшего столетия, — подойдя к определенному возрастному рубежу, умирали как мухи, а новые банкиры не спешили занимать их место. Дела обстояли так скверно, что несколько самых крупных профессионалов решили объе­диниться — неслыханное событие, поскольку в обычное время люди этого ремесла ладят, как кошки с собаками.

Джозеф Дювин, продававший картины богатейшим дельцам Америки, страдал в тот год больше других своих коллег, поэтому решил присоединиться к союзу. В группу входили уже пять крупнейших торговцев страны. Озираясь в поисках нового клиента, они решили, что их последней надеждой может стать Генри Форд, в то время самый богатый че­ловек страны. Форду еще только предстоя­ло познакомиться с рынком произведений искусства, и цель была такой крупной, что имело смысл обрабатывать его сообща.

Было решено составить список “100 величайших живописных полотен мира» (все

они по счастливой случайности имелись на рынке) и предложить некоторые из них Форду. Даже сделав одну покупку, он уже поставил бы себя наравне с крупнейшими коллекционерами. “Консорциум» работал неделями и произвел на свет великолепное произведение: три тома с изумительными репродукциями и серьезными искусствоведческими комментариями к каждой картине. Следующим шагом был визит в дом Форда в Ли.|борне, штат Мичиган. Простота убранства дома удивила торговцев: мистер Форд был, похоже, совершенно безразличен к внешним эффектам.

Форд принял их в кабинете. Он просмотрел книги с восхищением и восторгом. Обнадеженные торговцы уже представляли мил­лионы долларов, которые хлынут вскоре в их сейфы. Однако Форд, закончив знакомиться с книгами, произнес:  «Джентльмены,  такое прекрасное  издание  с  такими  прекрасными цветными   иллюстрациями   стоит,   должно быть,   чертовски   дорого!»   —   «Но,   мистер Форд! — воскликнул Дювин. — Мы не предполагаем, что вы купите эти книги. Мы их из­готовили специально, чтобы показать вам картины.  Эти  книги  —  наш  подарок  вам». Форд   выглядел   озадаченным.   «Джентльме­ны, — сказал он, — это невероятно любезно с вашей стороны, но я просто не представ­ляю, как принять такой великолепный, дорогой подарок от чужих людей». Дювин объяснил Форду, что на репродукциях изображены живописные полотна, оригиналы которых они надеялись продать ему. Форд наконец-то понял. «Но, джентльмены! — воскликнул он. — Зачем мне оригиналы, когда картинки прямо здесь, в книжке, так прекрасны?»